Служащих или друзей: Глава 7

Глава седьмая

ДРУЖБА И ЗАКОН

ели бы вы могли задать Богу   только   один   во­прос, о чем бы вы спрос…….

— Я попросила бы, чтобы Он сделал меня богатой, — хихикнула хорошенькая девушка-подросток, вместе со своими друзьями стоявшая у лавки того самого мясника Барри, с которым я разговаривал во время моего путешествия по Англии. «Как найти лекарство от рака», «как сделать всех хорошими», — ответили двое других.

— А что бы вы спросили, — подошел я к самому мяс­нику, занятому своей работой.

— Ну, я спросил бы, если Он такой всемогущий, то почему не накормит голодающих Эфиопии.

Барри уже говорил о том, как он разочаровался в боге, который, по-видимому, никогда ни в чем не помогает. «По­этому я на самом деле больше не верю в него», — сказал он.

Неподалеку от этого места, в одной деревне я раз­говаривал с человеком, который по-прежнему твердо верил.

— О чем бы вы спросили Бога, если бы могли спросить только раз?

— Я попросил бы Его поточнее растолковать, чего Он хочет от меня и как я должен совершать эти действия, чтобы они согласовывались с Его волей.

Сидя во дворе Кембриджского университета, я разговорился со студентом, который не скрывал своего глубокого восхищения Богом.

— О чем бы вы спросили у Него, если бы задать можно было только один вопрос?

— Я знаю, что Он уже ответил на это, но хотел бы, чтобы Он уточнил, почему Он решил действовать именно так. Разве нельзя было иначе? И если нет, то почему?

В последние годы некоторые службы по изучению общественного мнения наряду с рассмотрением других вопросов религиозного характера попытались выяснить, что же человек хочет спросить у Бога в первую очередь. Перечень ответов колебался от просьб о материальном благополучии (особенно это касается просьб о немедленном даровании здоровья и богатства) до глубочайших вопросов относительно самого Бога.

Вопросы, задаваемые учениками, нередко свидетельство­вали об их эгоистических устремлениях (например, вопрос о том, кто из них больше, Мат. 18:1; Мар. 9:34; Лук. 9:46-48). Они спорили об этом даже во время их последней трапезы с Иисусом, незадолго до Его распятия! (Лук. 22:24)

А немного раньше двое из этих учеников, два брата, осмелились просить Сына Божия о том, чтобы в Его гряду­щем царстве они во славе воссели рядом с Ним. Они даже привели с собой свою мать, чтобы с ее помощью убедить Господа исполнить их просьбу. (Мар. 10:35-45; Мат. 20:20-28)

Просьба успеха не имела, однако, услышав о ней, другие ученики вознегодовали на братьев. Они не смогли оказаться выше этой ситуации, потому что и сами на что-то рассчитывали!

О чем бы спросили вы?

Если бы вы, находясь с Иисусом и Его учениками в ту последнюю ночь, когда они собрались в горнице, могли бы задать Господу только один вопрос, — о чем бы вы спросили?

Интересно, о чем бы спросил Павел, окажись он там? Несколько лет спустя в своем послании к верующим Галатии он задал вопрос, который тогда был бы очень уместен. «Для чего же закон?» — спросил апостол. (Гал. 3:19)

Многие из нас хотят ответить на этот вопрос вместе с Павлом. Нам нравится все то, что Иисус сказал о свободе, дружбе, любви и доверии. В то же время мы по опыту знаем, что ни одно из перечисленных состояний нельзя вселить в человека силой. Почему же тогда Бог отводит закону такое большое место? Почему под угрозой тяжких последствий в случае непослушания Он дает Своим детям заповедь любить Его и друг друга? Разве не ясно, что такое требование с гораздо большей вероятностью породит не преданных и понимающих друзей, а дрожащих, ворчащих или даже бунтующих рабов? Почему же Господь идет на такой риск?

Некоторым из нас нравится, что Христос говорил ясно и просто. Когда же мы начинаем говорить о Боге и спасении, то в значительной степени обходимся «темными речами». Однако если Бог хочет быть доступным и ждёт от нас понимания, почему Он заповедал Моисею учредить столь сложную структуру обрядов и жертвоприношений, изобилую щую странными символами и риторическими фигурами? Разве не ясно, что вся эта таинственность и пышность только увеличивает расстояние между Отцом и детьми, и детям труднее думать и говорить о Нём ясно и просто? Почему же Бог готов пойти на этот риск?

В Послании к галатам Павел сам дает ответ на свой вопрос. «Но тогда для чего же закон? — спрашивает он и отвечает, — Он был привнесен по причине преступлений». (Гал. 3:19)

Однако греческое слово, в данном случае переведенное словосочетанием «по причине», может иметь другое значение — «для того, чтобы». Иными словами, закон был привнесен «для того, чтобы показать, что такое прегрешение».

Ясно одно: если бы народ Божий не совершил отступ­ничества, в законе не было бы необходимости. Павел объяс­няет Тимофею, что «закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокорных, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных, для оскорбителей отца и матери, для человекоубийц, для блудников, человекохищников, (клеветников, скотоложников), лжецов, клятвопреступников и для всего, что противно здравому учению». (1 Тим. 1:9,10)

«В действительности закон предназначался не для праведника, а для того, у кого нет ни нравственных устоев, ни возможности совладать с собой», — поясняет другой перевод.

Бог дал закон, потому что знал, что мы нуждаемся в нем.

Как отыскать правильный смысл?

Даже став другом Бога, Павел в своих разговорах о Нем по привычке использовал немало «темных речей» (хотя, мне думается, не настолько темных, как это может показаться в некоторых переводах).

Явив в Афинах немалую степень красноречия и позна­ния (Деян. 17:22-31), Павел сообщает верующим Коринфа, что отныне, говоря о Боге, он намерен делать это просто и ясно. (1 Кор. 2:1-5) Однако, несмотря на эти слова, апостол Петр замечает, хотя и с большим почтением, что в посланиях Павла содержится «нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания». (2 Пет. 3:16)

Учитывая эту особенность, я решил, что при чтении сочинений Павла, дабы, так сказать, дать ему возможность ясно выразить свой замысел, очень важно прочитывать сразу целые отрывки и даже послания, или «книги».

Он постоянно призывает к осознанию истины о Боге, которая лежит в основе мира и свободы, любви и веры, — такой веры, какая была у друга Бога Авраама. Теперь он хорошо понимает, что (как сказал Господь пророку Захарии) все эти столь драгоценные дары нельзя вселить в человека воинством и силою. Нельзя их водворить в сердца законом. Они обретаются только в свободном ответе на истину, которая не принуждает, но тем не менее влечет и остается непреложной. В том же Послании к галатам Павел говорит, что «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» — «плод духа». (Гал. 5:22)

Несмотря на то, что Дух Истины терпеливо продолжал свою работу, просвещая и убеждая детей Божиих, Господь использовал многие и разнообразные средства, дабы Его дети, получив возможность постигать истину, имели водительство и защиту. И особым образом Он использовал для этого закон.

Ведущий ко Христу

Закон, продолжает Павел в 3-й главе Послания к Галатам, был для нас «стражем», «надзирателем» или «наставником». Закон был «нашим попечителем» «пока не пришел Христос», он же был дан для того, чтобы «привести нас ко Христу».

В своём переводе Нового Завета Гудспид переводит этот отрывок следующим образом, оставляя тем самым возможность различного его осмысления: «Поэтому закон сопутствовал нам на нашем пути ко Христу… Когда же пришла вера, мы перестали нуждаться в его сопутствии». (Гал. 3:24,25)

Библия короля Иакова предлагает следующий перевод:

 

«закон был нашим наставником, ведущим нас ко Христу». В 1611 году, когда впервые был опубликован Перевод короля Иакова, слова «ведущим нас» были напечатаны курсивом, дабы показать, что это вставка. В оригинале просто сказано «закон был ко Христу». Чтобы узнать, в каком же смысле он был «ко Христу», надо исследовать в свете всего остального Писания контекст послания.

По-видимому, слово «наставник» — не совсем точный перевод, обусловленный определенным пониманием обязанностей этого наставника. В школе, которую я посещал в детстве, наших учителей называли «мастерами». Будучи нашими наставниками, они не только учили нас, но и поддерживали очень строгую дисциплину. Однако основной их обязанностью было обучение.

Если бы Павел хотел сказать, что закон был дан для того, чтобы в первую очередь воспитывать, быть нашим учителем, он, наверное, выбрал бы другое слово, например, слово «didaskalos», к которому восходит и наше слово «дидактический». Однако он выбрал слово «paidagogos». Поскольку к нему восходит известное нам слово «педагог», оно с легкостью было переведено словом «наставник», и этот вариант присутствовал в большинстве английских переводов Библии, появившихся до Перевода короля Иакова. В 1582 году в Католическом Реймском Новом Завете, переведенном с латинского, было попросту оставлено слово «педагог».

Греческое слово paidagogos, которое буквально означает «детоводитель», относилось к человеку (обычно это был раб), присматривающему за детьми. Одна из его обязанностей состояла в том, чтобы водить детей в школу и из школы домой, защищать их и оберегать от разных неприятностей. Он не был учителем; учитель находился в школе. Когда же дети вырастали настолько, что уже сами могли контролировать свои действия и отвечать за свои поступки, они освобождались от такого присмотра, поскольку в нем уже не было особой необходимости.

Павел поясняет, что Бог дал закон, чтобы тот играл роль такого «детоводителя». Но какой закон имел в виду апостол? Ведь Господь дал много законов. Какой из них должен был сопровождать нас на нашем пути ко Христу? Нравственный закон? Быть может, церемониальный? Или какой-нибудь еще? Павел ничего не говорил об этом.

Тем не менее в одном мы можем быть уверены: Бог, давший все эти законы, — это тот самый Бог, который предложил нам дар дружбы. (Иоан.15:15)

Иногда говорят, что не наше дело знать, почему Бог столь много внимания уделяет закону, однако так говорят рабы. Всевышний Сам ждёт от нас понимания необходимого в дружеском общении. Непонимание Божьего закона приводит к бездумному, механическому послушанию, и именно о таком послушании Бог сожалеет в Книге пророка Исайи:

«…этот народ приближается ко Мне устами своими и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня, и благоговение их предо Мною есть изучение заповедей человеческих». (Ис. 29:13)

В Библии с понятием сердца нередко связывается сокровенная сущность человека, средоточие его мыслей, чувств и оценок. В Евангелии от Марка, например, говорится, что некоторые книжники «помышляли в сердцах своих». (Мар. 2:6)

Пророк Иеремия предвосхищает тот день, когда Бог исполнит Свое обетование: «Вложу закон Мой во внутрен­ность их и на сердцах их напишу его». (Мер. 31:33) Давая Десятисловие Моисею, чтобы тот передал его народу, Господь начертал заповеди на каменных скрижалях. Если бы Он хотел от Своего народа одного только слепого и бездумного послушания, Он, пожалуй, не сказал бы, что напишет Свой закон в его сердце, средоточии разума и мысли. Он попросту оставил бы его на скрыжалях, дабы один лишь камень возвещал о Его повелениях.

Апостол Павел был человеком замечательного ума. Он стремился понять и разъяснить смысл и цель всех Божиих законов. Так же как друг обращается к другу, он мог обратиться к Богу и спросить: «Но тогда для чего же закон?»

Чем больше он изучал Десятисловие, тем больше вос­хищался им и понимал, что оно исполнено смысла. «По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием», — писал он верующим Рима. (Рим. 7:22) Закон, начертанный на камне, запечатлевался в его сердце.

Конечная цель церемониального закона

А что можно сказать обо всех законах, касающихся приношений и жертв, о тех «темных речах», которые исходят от церемониальных и обрядовых действий? Имеет ли их в виду Павел, когда говорит, что закон был дан нам как «детоводитель ко Христу»?

Ветхозаветные пророки нередко поясняли, что если, несмотря на тщательное соблюдение религиозных обрядов, люди не пришли к познанию Бога и не стали добрее друг к другу, все эти обряды и жертвоприношения не достигли своей цели. Они не утверждали, что все это надо прекратить, ведь не кто иной как Бог заповедал их совершение. Но они акцентировали наше внимание на том, что нет ничего важнее богопознания.

В Книге пророка Осин Господь говорит:

«Ибо Я милости хочу, а не жертвы.

И боговедения более, нежели всесожжении». (Осия 6:6)

В другом переводе этот отрывок читается так: «Я больше хотел бы, чтобы Мой народ знал Меня, а не просто приносил бы Мне всесожжения».

Согласно пророку Иеремии, когда закон Божий будет запечатлен в сердцах людей, «уже не будут учить друг друга, брат — брата, и говорить: „Познайте Господа”, — ибо все сами будут знать Меня». (Иер. 31:34)

В еврейском и греческом языках слово «знать» означает нечто большее, нежели простое знакомство или получение какой-то информации. В зависимости от контекста «знать» кого-либо значит высоко ценить и одобрять этого человека, иметь достаточно прочные отношение с тем, кого мы ценим по-особому. «Но кто любит Бога, тому дано знание от Него», — писал Павел коринфянам. (1 Кор. 8:3)

Бог знал Авраама, и Авраам знал Бога. Вот почему они были такими добрыми друзьями. Когда Господь говорит, что Он хочет, чтобы мы познали Его, Он и нас приглашает стать Его друзьями.

Законы Бога не угрожают дружбе

Как вы думаете, можно ли дружить с богом, который — лишь ради того, чтобы показать свою власть и заодно проверить нашу готовность к послушанию — налагает на нас какие-то произвольные законы? Хотели бы вы знать его? И хотели бы вы жить с таким богом в вечности?

Я   допускаю,   что   есть   весьма   благочестивые   люди, которые считают, что Богу необходимо налагать на нас хотя бы несколько произвольных законов. Ибо как же Он узнает, послушны мы Ему или нет, говорят они. Быть может, на самом деле мы делаем только то, что кажется разумным и правильным нам.

Если допустить, что некоторые законы действительно лишены смысла, надо признать, что нет смысла и в нашем стремлении понять их значение. Нам остается только склонить голову и подобно бездумным рабам безропотно делать то, что сказано.

Я готов склонить голову. Однако я склоняю ее с благоговейной мыслью о том, что наш бесконечный Творец, имеющий полное право поступать произвольно, выбрал как раз обратное.

Когда на высоте двух километров ты выпрыгиваешь из самолета, парашют можно и не раскрывать. Ведь никого нет рядом, кто заставил бы тебя сделать это. Ты можешь сказать себе: «Мне осточертело без конца слушать, что я должен делать!» Представился случай показать, что ты выше всяких правил, однако если ты хочешь жить, чтобы и на другой день взлететь в небо, гораздо разумнее все-таки раскрыть парашют.

А теперь рассмотрим Десятисловие. Некоторые так говорят об этих правилах, как будто они произвольно огра­ничивают нашу свободу. Но если мы действительно соблюли эти заповеди, причем так, как это делал Иисус, можно ли сказать, что в каком-то смысле мы стали менее свободны? «Царским законом свободы» называет их Иаков. (Иак. 2:8-12)

Христос и Павел согласны с Моисеем в том, что соблю дать Десятисловие значит любить Бога всем сердцем, а также любить ближнего как самого себя. Павел подытоживает эту мысль так: «Любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди „не прелюбодействуй”, „не убивай”, „не кради”, „не лжесвидетельствуй”, „не пожелай чужого” и все другие заключаются в сем слове: „Люби ближнего твоего, как самого себя”. Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона». (Рим. 13:8-10; Мат. 22:36-40; Втор. 6:5; Лев. 19:18)

Чтобы убедиться, что мы правильно поняли смысл люб­ви, Павел говорит о ней в своем послании к Коринфской церкви. «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине». (1 Кор. 13: 4-6)

Представьте, что вы живете в обществе, где каждый ведет себя именно так. Любому можно довериться, никто никогда не стремится извлечь какую-то выгоду из другого, дети и женщины в любое время могут спокойно гулять по улицам.

Однако проанализируем десятую заповедь. Слова «не желай» запрещают любое злое желание. Представьте теперь, что вы живете в обществе, где люди не только не делают ничего дурного, но даже не хотят этого делать! Здесь не надо запрещать лгать, воровать, убивать, не надо пресекать нетерпимость или эгоистическое упрямство. Десять заповедей не развешаны повсюду. Все уже убедились, что в их же интересах вести тот образ жизни, который предписан этими древними правилами.

Послушный раб или послушный друг?

Если вы верите в Бога и стремитесь исполнять Его волю, что склоняет вас к послушанию?

Быть может, ваш ответ будет таким: «Я делаю то, что делаю, потому что об этом мне сказал Бог, имеющий власть наградить или погубить». Итак, вы не убиваете и не прелюбодействуете потому, что Бог запретил вам это делать. Вам кажется, что в другой ситуации вы, пожалуй, и могли бы это делать, однако в данном случае вы не рискуете вызвать Его недовольство.

Так говорит раб, дрожащий от страха. Такая установка могла быть оправданной для того, кто только ступил на путь веры или для ребенка. Она предполагает, что Божий законы по сути своей произвольны и сами в себе смысла не имеют. Такое послушание представляет Бога не в лучшем свете.

Но, быть может, вы ответили бы так: «Я делаю то, что я делаю, потому что об этом мне сказал Бог, а я люблю Его и хочу Ему угодить». Значит именно поэтому вы не крадете и не лжете? В принципе, вы не видите в таких поступках ничего предосудительного или вредного, но все дело в том, что вы очень хотите угодить Богу. По каким-то причинам Ему не нравится, когда вы крадете или лжете, а поскольку Он Сам так великодушен и добр по отношению к вам, вы чувствуете, что просто не можете не угодить Ему. В таком подходе чувствуется одна лишь честность и благодарность.